Тающая сказка.

«Великолепный сюжет… как в своей сущности, так и в разработке Островского допускает в своем огненном язычестве и страстности вознесение до мифа и до тех пределов воображения мифа в музыке, какие были достигнуты Вагнером… Говорю это не в умаление музыки, а в сознании ее инакости и прелести ее чар, приковывающих к себе так, что забываешь в созерцании тихого света и нежных красок утренней и вечерней весенней зари, разлитых в музыке, о мужественной жестокости и силе замысла в самой сказке».
Б. В. Асафьев. «Симфонические этюды».

Блаженный край

В. Васнецов. Эскиз к постановке 1885 года Когда наша жизнь вдруг становится немного солнечнее, чем обычно, мы говорим, что проводим время «просто сказочно». Это значит, что хотя есть множество сказок с плохим концом, мир волшебных бабушкиных выдумок все-таки напоминает о детстве, о беспечальном времени, красота которого ласково манит всю жизнь. В сказках всегда красиво. Там - заповедные леса, летние луга, молочные реки, калиновы мосты. Сказка зовет прочь из города, на природу. И именно там писателям, поэтам, композиторам и художникам обычно хочется писать сказки. Так было и с авторами «Снегурочки» - Островским и Римским-Корсаковым.

Говорят, что драматург предпочитал музыку, написанную для его пьесы Чайковским. Сотрудничество с этим композитором стало особенно тесным в 1873 году. Островский был озабочен созданием праздничного воскресного спектакля. Вначале он задумал феерию об Иване-Царевиче, но она осталась незаконченной. Затем драматург вернулся к сюжету о Снегурочке, который давно обдумывал. Поначалу это тоже была феерия - с Иваном-Царевичем, Еленой Прекрасной (которая, кстати, осталась и в последнем варианте сказки) и мгновенно влюбляющимся Царем берендеев...

Сочинение музыки и пьесы шло параллельно. Молодой композитор и маститый драматург часто переписывались, советовались. И оба остались довольны результатом. Много лет спустя Михаил Ипполитов-Иванов в мемуарах об Островском написал так: «С какой-то особенной душевной теплотой Александр Николаевич говорил о музыке Чайковского к «Снегурочке», которая очевидно, мешала ему восхищаться «Снегурочкой» Римского-Корсакова» (1).

«Снегурочка» Чайковского не стала популярным произведением. «Снегурочка» Островского, несмотря на восторги современных нам авторов (2), также пребывает где-то на окраине репертуара. «Снегурочка» Римского-Корсакова, появившаяся в 1881 году, вскоре превратилась в произведение хрестоматийное, и она едва ли «растает» когда-нибудь на оперных сценах.

Островский и Римский-Корсаков не очень ладили друг с другом. Композитор кое-что изменил в тексте пьесы, и драматург считал оперу «чужой». В письмах друзьям он с прохладным удивлением замечал: «Пока опера Римского-Корсакова нравится публике и делает сборы» (3). Но по крайней мере два чувства были близки обоим этим людям - восторг перед природой и любовь к фольклору.

Островский писал «Снегурочку» в имении Щелыково (Костромская область). Это имение купил его отец, решив оставить адвокатскую практику и заняться хозяйством. Щелыково так понравилось его сыновьям, что, не унаследовав отцовского хозяйского таланта, они все же никак не желали расстаться с любимым домом. Имение приносило убыток, - но разве можно было покинуть этот «блаженный край»? Островский называл его «Костромская Швейцария». Он был страстный рыболов и охотник. А уж сколько грибов и ягод здесь заготавливалось! Не однажды зимой приходилось хозяину получать письма вроде следующего: «К вам отправлен за грибами и вареньем мой служитель» (4). Это строчка из письма Михаила Садовского - известного в то время стихотворца, автора эпиграмм, друга и ученика Островского.

Александр Николаевич гордился своим поместьем. Ему нравилось, что женщины находят в реках колчедан: «У меня в имении есть руда!» - восклицал он. И также с чувством радостного удовлетворения наблюдал за тем, как са¬довник Феофан сажает в его угодьях табак; правда, это растение никогда не цвело - климат неподходящий.

Конечно, есть в окрестностях Щелыкова и «Ярилина долина», и заповедный лес «Рыжовка» (в нем рыжая трава), и гора, чрезвычайно похожая на ту, где в конце пьесы показывается Ярило. А прототипом деревни Берендеевки, по словам внучки Островского, было близлежащее Субботино (5).

Римский-Корсаков писал «Снегурочку» на даче в Стелёве. «Первый раз в жизни мне довелось провести лето в настоящей русской деревне. Здесь все мне нравилось, все восхищало. Красивое местоположение, прелестные рощи, огромный лес «Волчинец», поля ржи, гречихи, овса, льна и даже пшеницы, близость боль¬шого озера Врево, бездорожье, запустение, исконные русские названия деревень, как, например, Канезерье, Подберезье, Копытец, Дремяч, Тетеревино, Хвошня - все приводило меня в восторг... Все как-то особенно гармонировало с моим тогдашним пантеистическим настроением и с влюбленностью в сюжет «Снегурочки». Какой-нибудь толстый и корявый сук или пень, поросший мхом, мне казался лешим или его жилищем; лес «Волчинец» - заповедным лесом; голая Копытецкая горка - Ярилиной горой, тройное эхо, слышимое с нашего балкона, как бы голосами леших и других чудовищ» (6).

Набросок оперы в августе этого (1880-го) года был уже завершен. Покидая Стелёво, композитор мог, оглянувшись вокруг, сказать, подобно Малеру: «Все это я уже отсочинил!». Римский-Корсаков не преувеличивал, говоря, что проводит в «настоящей русской деревне» первое лето. Но и обстановку, в которой он рос в Тихвине, нельзя назвать городской: это был деревянный одноэтажный дом с мезонином, с большим садом, видом на реку и монастырь. Совсем рядом начинались поля, а за ними - лес. Природа с детства была любима композитором, любима страстно, взахлеб. Вот что писал домой 12-летний Ника, воспитанник Морского корпуса: «Воображаю землянику или любимую дядей малину, грибы, тебя, мама, варящую в саду варенье или поливающую вечером цветы... Большой сад, елку, березу, клубнику, смородину, малину, рябину, иву, акации, цветочную и картофельную яму, капусту, картофель, свеклу, укроп», - и долго еще пылкое и трогательное детское воображение никак не хочет расставаться с желанным уголком. Наконец, последний всплеск: «Когда вы будете ко мне писать, то более всего описывайте садов и вообще растительность, насекомых и проч.» (7).

Не тогда ли будущий композитор-сказочник впервые услышал о Снегурочке, Золотом Петушке, Царевне-Лебедь? Мы точно знаем, что именно в эти годы он запомнил одну мелодию, которая как нельзя более кстати пришлась в сказке Островского: «Напев клича бирючей помнился мною с детства, когда по Тихвину разъезжал верховой, снаряженный от монастыря, и зычным голосом скликал: «Тетушки, матушки, красные девицы, пожалуйте сенца пограбить для Божьей матери» (чудотворная тихвинская Божьей матери икона находилась в церкви Большого мужского монастыря, обладавшего сенными покосами на берегу реки Тихвинки)» (8).

Что же до Островского, то и он был не чужд фольклорных изысканий. В его библиотеке было несколько десятков книг о народных обрядах и верованиях, и, конечно, несколько сборников сказок. А вот что пишет о его увлечении фольклором Ипполитов-Иванов: «Он горячо любил народную песню и основательно изучил ее во время своей командировки в 1857 году на Волгу... Поездка была организована редакцией «Московского сборника», причем для записывания народных мелодий к нему был прикомандирован композитор К. Вильбоа... Будучи человеком веселого нрава и любителем хорошей компании, Вильбоа предпочитал проводить время в попойках с волжскими купцами на баржах, предоставляя скучную работу Островскому. «И я, - со смехом рассказывал Александр Николаевич, - чтоб запомнить мелодии, целый день пел их до хрипоты, а потом уже вместе с Вильбоа мы их записывали» (9).

И вот они сошлись - драматург и композитор. Начались замечательные уточнения сюжета.

Римский-Корсаков - Островскому, 26 октября 1880 года:
«Ответьте мне, какого пола Масленица соломенное чучело. Для меня безразлично, сделать мужской или женский голос, хотя я предпочел бы мужской. Как по-вашему?»

Островский - Римскому-Корсакову, 10 ноября 1880 года:
«Масляница как угодно - мужчина или женщина; но мужчина и бас - лучше» (10).

Сочиняя оперу, композитор местами изменил пьесу. Островский эти изменения не осуждал, но и не одобрял. Оказалась упразднена Елена Прекрасная, изменяющая мужу Бермяте с ветреным Лелем. Были и другие сокращения, - но дело даже не в формальных купюрах. Сам дух оперы слегка иной. Римский-Корсаков пропустил или «сгладил» все те сцены, где есть сатира, ирония. Пьеса Островского изобилует бытовизмами: скоморохи ругаются чуть не до драки, Бобыль и Бобылиха позволяют себе весьма неизысканные выражения, деревенские парни тоже не щеголяют вежливостью. Вообще берендеи в пьесе и в опере заметно отличаются друг от друга. Алексей Федорович Лосев в статье о «Снегурочке» называет страну берендеев «блаженной». И, послушав оперу, с ним можно согласиться. В пьесе же перед нами немного другие берендеи. Не однажды их упрекают в том, что они «праздные» и «ленивые» - и ничто таким наименованиям не противоречит. Они все время ссорятся, в частности - из-за Снегурочки. Когда же Царь выясняет у боярина Бермяты, как обстоят дела в государстве, тот отвечает совершенно в духе Карамзина: «Воруют понемножку». Наконец, Ярило неспроста разгневан на своих подопечных. Царь объясняет его немилость тем, что берендеи утратили способность к страстной любви («В сердцах людей заметил я остуду»). Итак, у Островского берендеи - вороватые, с ленцой и без особого пыла в сердцах. Внутри сказки живут вполне земные персонажи, каких мы найдем в «Горячем сердце» или в трилогии о Бальзаминове.

Опера Римского-Корсакова гораздо менее «социальна» - но более лирична и сказочна. Для композитора вообще свойственно было, наблюдая противоречи¬вые явления, легко находить их общий знаменатель и создавать гармоничное и ясное целое. «Снегурочка не знает границ между космическими и реальными чувствами, она не поверхностна и не глубока; она знает лишь один необъятный мир весны и весенней любви», - писал Лосев (11).

Кто есть кто в стране берендеев

Ф. Федоровский. Эскиз к опере 'Снегурочка' Многие герои попали в оперу из сказок и народных поверий. «Предыстория» некоторых из них запутана и довольно противоречива. Восстановим отдельные биографии. Но для начала выясним, кто такие сами берендеи. Из пьесы и оперы следует, что они как бы очень древние славяне (поют русские народные песни!). Живут они, по словам Островского, «в доисторическое время». Есть у них необыкновенно поэтичный Царь. Вот что писал о них Римский-Корсаков: «Совершенно неизвестно, когда родились и долго ль будут жить и вечно старый Царь, и вечно юный пастух-певец. Да имело ли свое начало и само царство Берендеев и будет ли ему когда-либо конец?» (12)

Однако, заглянув в словари, можно обнаружить, что и начало, и конец у берендейского племени, оказывается, были. У Брокгауза и Эфрона читаем: «Берендеи (Берендичи) - кочевой народ тюркского происхождения, называется в наших летописях то торками, то черными клобуками... Первое известие о б[ерендеях] в наших летописях встречается под 1097 г.» (13). Поначалу люди этого племени занимались исключительно грабежами, набег на русские земли был для них делом обыкновенным. Но позднее ситуация изменилась: «Теснимые половцами, они отступают к южным пределам тогдашней Руси и испрашивают позволения поселиться на окраинах Переяславского и Киевского княжеств, с обязательством защищать их от набегов степняков. Русские князья не могли, конечно, не согласиться на такую даровую защиту их пограничных владений, и берендеи, поселившись в Поросьи и верхнем Побужьи, мало-помалу привыкли к оседлости и к городской жизни».

Приобщившись к цивилизации, берендеи стали строить и свои села. Даль упоминает «село Берендеево», расположенное «в 50 верстах от Троице-Сергиевой Лавры». А в словаре Брокгауза и Эфрона есть отдельная статья о Берендеевом болоте, что во Владимирской области: «длина 10 в[ерст], ширина 4-5 в[ерст]. Есть следы жилья, по местному преданию здесь был г[ород] Берендеев, где жил царь Берендей». К сожалению, сегодня уже никто не ответит на вопрос, поклонялись ли берендеи Яриле-солнцу.

Само имя этого бога словно играет резвыми лучами - и света, и звука. Афанасьев, изучая происхождение имени Ярилы, писал, что в корне «яр» соединяются различные «понятия» - «весеннего света и теплоты»; «юной, стремительной, до неистовства возбужденной силы»; «любовной страсти, похотливости и плодородия» (14). Одно из значений слова яръ - жар, пыл. Ярый - значит сердитый, вспыльчивый. Бог берендеев, действительно, и суров, и страстен. В День Ярилы (его дата варьируется; Островский по костромским обычаям справлял этот праздник 11 июня) принято было жечь костры, причем огонь для них нужен был «живой» - то есть добытый трением. Подобные праздники огня были распространены по всей Европе. Знаменитый исследователь и толкователь народных обычаев Джеймс Фрэзер пришел к выводу, что назначение праздничного костра - избавить окрестности от нечистой силы, например, от ведьм. Ведь если ведьмы не помешают, земля будет плодородной, и можно будет надеяться на обильный урожай (15). Афанасьев же пояснял такие ритуалы метафорой: «Бог-громовник кипятит в грозовом пламени дождевую воду, купает в ее ливнях небо и землю, и тем самым дарует последней силу плодородия» (16).

Христианская церковь с упорством протестовала против упомянутых обрядов - помимо всего прочего, по словам летописцев, они сопровождались «буйными нецеломудренными игрищами». С умыканием невест и т.п. Но был ли жаркий Ярило богом любви? Скорее всего, нет. А кто же им был? Хочется ответить: «Конечно, Лель!» Только здесь начинается совсем другая история.

Юный бог любви известен нам, в основном, из поэзии XIX века. Например, в «Руслане и Людмиле» есть такие строки:

Все смолкли, слушают Баяна:
И славит сладостный певец Людмилу-прелесть и Руслана
И Лелем свитый им венец.

Есть и несколько сказок о пастушке Леле, играющем на волшебной дудочке (свирели), которую подарил ему бог Любви - его тезка. В некоторых летописях упоминаются боги Лель и Полель, почитание которых было древней традицией: «Сия же прелесть от древнейших идолослужителей произыде, иже неких богов Леля и Полеля почитаху, их же... имя и доныне... на сонмищах игралищных пением Лелем-Полелем возглашают» (анонимный автор семнадцатого века) (17). Однако словарь Брокгауза и Эфрона утверждает иное: вероятно, что бога с именем Лель вовсе не существовало. Припевы «лель-полель» - не более, чем красивое сочетание слогов. Однако, еще в XVI веке польские историографы Меховита, Кромер и Стрыйковский, заинтересовавшись славянским язычеством, ошибочно приняли его за имя Бога любви. Работы этих ученых были широко известны, и очень возможно, что русские авторы XVII века почерпнули свои знания именно из них. А уж затем Лель появился и в народных сказках, и в поэзии.

Но кто же главная героиня? Откуда взялась Снегурочка? «В зимнюю пору, когда облака из дождевых превращаются в снеговые, прекрасная облачная дева нисходит на землю в этот мир, заселенный людьми, и поражает всех своею нежною белизлою... с приходом же лета она принимает новый воздушный образ и, удаляясь с земли на небо, носится там с другими легкокрылыми нимфами», - в этой поэтичной метафоре Афанасьев передает миф о духах туч и облаков, от которых, по его мнению, произошла и Снегурочка (18). Книги Афанасьева читали и Островский, и Римский-Корсаков. И, конечно, они были знакомы со сказками, которые исследователь приводит в своем сборнике. А значит, им была известна и девочка-Снежевиночка: «Вышел старик на улицу, сжал комочек снегу и положил на печку под шубу - и стала девочка Снежевиночка. Пошла она с девушками в лес по ягодки; кто больше всех наберет - той красный сарафан отец с матерью сошьют; ту прежде других замуж отдадут» (19).

Однако такое идиллическое начало имеет остро-драматичное продолжение. Правда, все в том же ласково-баюкающем литературном стиле: «Снежевиночка побольше всех набрала ягодок; подружки взяли ее да убили, под сосенкой схоронили, катышком укатали, блюдечком утрепали». Это еще не конец. Природное русское чувство справедливости в данной сказке все же дало себя знать: на могиле Снежевиночки вырос камыш, из того камыша сделали дудочку, которая поведала человечьим голосом печальную лесную историю; дед с бабкой выкупили дудочку, разломали ее, - и из камышового ствола вышла к ним Снежевиночка, целая и невредимая.

Чего не знали авторы

Островский, увлекавшийся изучением народных обычаев, ввел в свою пьесу множество традиционных русских обрядов. Римский-Корсаков, разделявший его интерес к фольклору, с удовольствием перенес их в оперу. Но XX век, по-своему оценив значение обрядовых действий, увидел в них смысл, неведомый ни драматургу, ни композитору.

В третьем действии «Снегурочки» беспечные берендеи собираются в заповедном лесу, на поляне, «для игр и песен». Там они проводят всю ночь. На следующий день утром Царь во главе своих подопечных встречает Солнце. Обратимся к данным, приводимым Мирча Элиаде в книге «Тайные общества. Обряды инициации и посвящения». По утверждению этого исследователя, обряд посвящения существует в огромном количестве вариантов - но основные его элементы почти всегда сохраняются. Это подготовка священной территории, сбор в этом заповедном, условленном месте (часто - в лесу) и некое таинство, свершающееся обычно ночью» (20).

Вероятно, берендеи, не посоветовавшись ни с автором пьесы, ни с композитором, собрались на поляне заповедного леса не только затем, чтобы петь и веселиться. И ночью они вряд ли будут спать. Из описаний Ярилина праздника мы знаем, что в этот день принято было жечь костры и прыгать через них. Часто делалось и чучело Ярилы - его сжигали или просто протаскивали сквозь огонь. А затем Ярило воскресал... Подобные действия чрезвычайно характерны для обрядов посвящения. Например, таких, которые должны были ввести юношу в религиозную жизнь племени - детство для него заканчивалось, он становился полноправным членом общества. Ночью в лесу ему открывали заветные предания: мифы о сотворении мира, о смерти и воскресении богов. Эта ночь духовно меняла его - он приобщался к божественному, становился равным богам, становился бессмертным (то есть обеспечивал себе загробную жизнь).

Берендеи, пришедшие в лес на Ярилин праздник, за ночь наверняка тоже приобщились к некой тайне (например, заклинали землю быть плодородной, а солнце - жарким). Может быть, молодые юноши впервые узнали о том, что бог обязательно должен гибнуть и возрождаться, - ведь иначе ему не избежать старости. Чучело дряхлого бога - как Масленицы, так и Ярилы, - нужно сжечь, потому что старый ослабевший бог не сможет победить злые силы. Но он обязательно возродится, будет молод, силен и - при удачно наложенном заклятии - благосклонен.

Ночные действа берендеев, по-видимому, имели грандиозный успех: ведь бог Ярило на рассвете даже явился своему народу. Ремарка в партитуре дословно совпадает с текстом пьесы: «На вершине горы на несколько мгновений рассеивается туман, показывается Ярило в виде молодого парня в белой одежде, в правой руке светящаяся голова человечья, в левой ржаной сноп». (21)

Итак, «ленивые и праздные» берендеи, скорее всего, покинут лесную поляну, полностью изменившись духовно. Однако о том, как произошло их «посвящение», да и было ли оно, мы, в общем, не знаем. Зато во всех деталях нам знакомо «посвящение» Снегурочки.

Волшебник, лекарь, шаман, - люди этих «профессий» тоже проходят через обряд посвящения. Они выдерживают испытания и получают за это магический дар. Обычно этот дар «горячий» - в самом буквальном смысле слова (магический дар - это магический жар!). Элиаде пишет, что «знахари и шаманы пьют соленую или перченую воду и едят чрезвычайно острую пищу - таким способом они пытаются усилить свой внутренний «жар»» (22). Волшебный огонь - огонь любви - получает Снегурочка. Она действительно духовно преображается и выходит из лесу «посвященной».

«Снегурочка, обманщица, живи...»

Что же дальше? Дальше мы видим ее гибель. По словам царя Берендея, «Снегурочки печальная кончина и страшная погибель Мизгиря тревожить нас не могут». Однако Римский-Корсаков очень хорошо дает почувствовать, что могут. Скорее мы усомнимся в справедливости Ярилиных законов, чем в очаровании сказочной девушки, - самого обаятельного существа в этой опере. Ведь на самом деле, несмотря на «снежность», она гораздо более живая и благородная, чем окружающие ее персонажи. В сердцах берендеев «стужа», это они напоминают «снеговиков» и «снежевиночек», а вовсе не Снегурочка. Это они, не печалясь, глядят на ее гибель. Конечно, в Берендеевке живет страстная Купава. Но почему-то она очень быстро забывает изменника Мизгиря (кстати, «мизгирь» значит «паук») и пылко влюбляется в Леля.

Мизгиря принято безоговорочно осуждать - предатель, изменник, хочет купить любовь за деньги, да еще и «паук». Однако на царском суде он ведет себя как раз очень благородно (в то время как Купава, бывшая возлюбленная, была бы рада выхлопотать ему смертную казнь). На обвинения Мизгирь отвечает: «Ни слова я не молвлю в оправданье, Но если б ты, великий государь, Снегурочку увидел!» Мизгирь - вот уж кто без всякой «остуды в сердце», и ради внезапной любви он готов на что угодно. Однако в сказке Островского Мизгирь полностью дискредитирует себя в последнем акте. Снегурочка просит защитить ее от Солнца - он считает, что это «ребячьи страхи». Она говорит ему, что погибнет - он ей не верит. И в конце, видя, как Снегурочка тает, он не только не чувствует сострадания или вины - напротив, он готов обвинить во всем ее саму и богов. Монолог, начинающийся словами «Снегурочка, обманщица, живи», исполнен такого эгоизма, что, пожалуй, в пьесе Островского «страшная погибель Мизгиря» действительно не особенно тревожит. Таяние прекрасной девушки как будто напоминает миф о гибели и воскресении бога. Только где же воскресение?

На берегу реки Куекши, недалеко от моста - того самого, который ведет к имению Островских, - есть большая поляна, со всех сторон окруженная лесными деревьями. Сейчас ее называют «Ярилиной долиной». Путники легко найдут здесь небольшой источник - его голубоватая вода наполняет деревянный шестигранник, врытый в землю. Местные жители зовут родник «Святым ключиком». Они рассказывают, что именно здесь растаяла Снегурочка - и кристально чистая вода играет на дне родника, будто живое, бьющееся Снегурочкино сердце.

Анна Андрушкевич
Источник: материалы (буклет к спектаклю) Большого театра России

(1) Цит. по: Островский и русские композиторы. Письма. Под общ. ред. Е.М.Колосовой и Вл.Филиппова. М. - Л., 1937. С. 184.

(2) «Снегурочка» Островского - пьеса большого диапазона, широко рисующая мир. В ней звучат разные ноты - от добродушного и мягкого комизма и веселых шуток до высокой поэзии, освещающей картины природы и трагического финала» (Штейн А.Л. Мастер русской драмы. М., 1973. С. 280). «Нам важно сегодня видеть всю глубину содержания этой неповторимой сказки, и для того, чтобы обогатить наш театр, и для того, чтобы обогатить собственный внутренний мир свежими и сильными эстетическими впечатлениями... «Снегурочка» одна из первых русских пьес прошлого столетия, обогащенных фольклором, и обращенных в будущее, глубочайшая по исследованию внутреннего мира людей, и радостно открытая навстречу миру внешнему, с его космическими «вне-временами» и «без-пространствами» (И.Вишневская. Талант и поклонники. А.Н.Островский и его пьесы. М., 1999. С. 114).

(3) Островский и русские композиторы. С. 42.

(4) См.: А.И.Ревякин. А.Н.Островский в Щелыкове. М., 1978. С. 75.

(5) Там же. С. 168.

(6) Н.А.Римский-Корсаков. Летопись моей музыкальной жизни. Под редакцией А.Н.Римского-Корсакова. М., 1932. С. 180.

(7) Т.В.Римская-Корсакова. Детство и юность Н.А.Римского-Корсакова. Из семейной переписки. СПб, 1995. С. 59.

(8) Н.А.Римский-Корсаков. Летопись моей музыкальной жизни. Под редакцией А.Н.Римского-Корсакова. М., 1932. С. 184.

(9) Цит. по: А.Н.Островский в воспоминаниях современников. М., 1966. С. 430-431.

(10) Островский и русские композиторы. С. 178,180.

(11) "В "Снегурочке"... все совершается в царстве достигнутой блаженной жизни". Цит. по: К.В.Зенкин. Опера Н.А.Римского-Корсакова "Снегурочка" и философия А.Ф.Лосева// Контекст. Литературно-теоретические исследования. 1994/1995. Отв. ред. А.Михайлов. М., 1996. С. 51.

(12) Н.Римский-Корсаков. Поли. собр. соч. Лит. произв. и переписка. Т.III. Том подготовлен Вл.В.Протопоповым. М., 1960. С. 394.

(13) Здесь и далее при ссылках на этот словарь цитируется издание: Брокгауз Ф.А., Эфрон И.А. Энциклопедический словарь под ред. проф. И.Е.Андреевского. СПб, 1891.

(14) А.Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1994. Т. I. С. 439.

(15) "Мы располагаем многочисленными данными о том, что ритуальные огни предназначались для того, чтобы сжигать или отгонять ведьм" (Дж.Фрэзер. Золотая ветвь. М., 1998. С. 677).

(16) А.Афанасьев. Цит. соч. Т. III. С.714.

(17) Цит. по: Б.Рыбаков. Язычество древних славян. М., 2002. С. 382.

(18) А.Афанасьев. Цит. соч. Т. II. С. 440 - 441.

(19) Народные русские сказки А.Н.Афанасьева. М., 1984. Т. 2. С. 222.

(20) Мирча Элиаде. Тайные общества. Обряды инициации и посвящения. "София", 2002.

(21) По толкованию мифологов - побежденная ночь. См. ст. «Ярило» в словаре Ф.А.Брокгауза и И.А.Эфрона.

(22) Указ. соч. С. 223.

Опера "Снегурочка" »

Иллюстрации:
В. Васнецов. Эскиз к постановке 1885 года
Ф. Федоровский. Эскиз к опере «Снегурочка»