Д. Е. Луконин. Н. А. Римский-Корсаков и "Беляевский кружок".

Митрофан Петрович Беляев

В конце XIX в. кружки были весьма распространены в среде русской художественной интеллигенции. Даже в применении к тому ограниченному кругу лиц, о котором пойдет речь в этой статье, можно говорить о значительной занятости в многочисленных кружках по интересам, домашних собраниях, просветительских обществах и т. д. Таковы были, например, упоминаемые в мемуарной литературе домашние музицирования у В. В. Стасова, Н. А. Римского-Корсакова, А. Н. Молас, кружок Н. М. Штрупа, «Общество музыкальных собраний» и др. Однако на их фоне особенно выделялся кружок, сформировавшийся вокруг русского лесопромышленника и мецената М. П. Беляева. Активная общественная, издательская, концертная деятельность, связанная с этим кружком, сделала его заметным художественным явлением, не побоимся этого слова, в жизни столицы. Этот кружок действительно являл себя художественной общественности Санкт-Петербурга, с настойчивостью отстаивал собственную оригинальную физиономию, активно утверждал присущую ему направленность. К концу XIX в. «беляевцы» заправляли собственными концертами, конкурсами, нотными публикациями, но самое главное состояло в том, что в этот дружеский и почти семейный кружок многочисленными ручьями стекались все важнейшие события и веяния музыкальной жизни.

Однако несмотря на большое количество сохранившихся воспоминаний и писем участников, кружок не избалован вниманием отечественных исследователей. Поэтому представляется вполне закономерным вновь рассмотреть проблемы, связанные с его организацией, составом и эволюцией, выделить группы, из которых состоял кружок, этапы его развития и обратиться к вопросу о его характере.

Начало «беляевскому кружку» положили несколько частных знакомств М. П. Беляева, произошедших в любительских объединениях Санкт-Петербурга на рубеже 80-х гг. XIX века. По общему признанию, большую роль в этом процессе сыграл «Санкт-Петербургский кружок любителей музыки», представлявший собой любительский оркестр, собиравшийся раз в неделю в зале гостиницы Демут, отчего он также часто назывался «демутовским». Довольно большое сообщество, по выражению Ипполитова-Иванова, «престарелых любителей»1 мало привлекало к себе такого деятельного «демутовца», каким был М. П. Беляев. Он безошибочно завязал знакомство с самыми интересными личностями, появлявшимися в демутовском зале, – А. К. Лядовым и его консерваторскими приятелями Г. О. Дютшем и Н. С. Лавровым, а также с председателем музыкальной комиссии кружка А. П. Бородиным. Другой, на сей раз домашний кружок, участников которого вскоре можно будет встретить на «беляевских пятницах», собирался в доме Н. А. Антипова, архитектора Морского Корпуса. Участников кружка связывали родственные и дружеские связи. Три сына Н. А. Антипова: Виктор, Александр (впоследствии сотрудничавший с Беляевым как художник-оформитель его изданий) и Николай – не без влияния отца увлекались музыкой «новой русской школы». На домашних собраниях у Антиповых постоянно появлялись А. К. Лядов, двоюродный их брат по линии матери, его друзья Г. О. Дютш и И. А. Помазанский (выходец из Придворной певческой капеллы, хормейстер и артист оркестра Мариинского театра), возможно, К. А. Антипов (еще один двоюродный брат Лядова и Антиповых, ученик Римского-Корсакова) и, наконец, М. М. Курбанов, инженер по профессии, музыкальный любитель, воспитывавшийся вместе с В. Н. и А. Н. Антиповыми2. Еще нескольких музыкальных друзей М. П. Беляев приобрел в студенческом оркестре Санкт-Петербургского университета, куда он был приглашен для исполнения партии альта. П. П. Никольский вспоминал, что после одной из репетиций Беляев пригласил его к себе для домашнего музицирования3. В этом же оркестре играл и преподаватель университета, физик, доцент Н. А. Гезехус, защитивший в 1882 г. докторскую диссертацию на тему «Упругое последствие и другие сходные с ним явления». Он стал близким другом М. П. Беляева и играл одну из ведущих ролей на его «пятницах».

Но решающим событием для кружка стало знакомство М. П. Беляева с юным А. К. Глазуновым после триумфального исполнения его Первой симфонии 17 марта 1882 года. Как писал В. В. Стасов, сам свидетель глазуновского триумфа, «для него [Беляева] открывался новый, до тех пор еще неведомый мир художественного наслаждения и радости, и этому-то новому миру он решил посвятить все свои силы, всю свою жизнь, наконец, значительную часть своего достояния. Главной причиной всего этого был Глазунов»4. «При каких обстоятельствах произошла наша встреча, – вспоминал А. К. Глазунов, – я припомнить не могу, но вероятнее всего это было на одной из репетиций концерта. Мне помнится, что как будто Митрофан Петрович присутствовал и на ужине в честь моего первого дебюта в доме моих родителей. С этого дня он стал бывать у нас, а я у него»5. С симфонией Глазунова связано и знакомство Беляева с Н. А. Римским-Корсаковым. В августе 1882 г. на Всероссийской художественно-промышленной выставке в Москве состоялось два русских концерта, в программу которых была включена симфония Глазунова, дирижировал Н. А. Римский-Корсаков. «Перед началом репетиции симфонии, – вспоминал композитор, – ко мне подошел высокий и красивый господин, с которым я не раз встречался в Петербурге, но знаком не был. Он отрекомендовался, назвав себя Митрофаном Петровичем Беляевым…»6

В этом же году М. П. Беляев начал устраивать регулярные квартетные вечера у себя дома, на Ивановской, 14. Их посетителями стали и его новые знакомые. Сорокашестилетний Беляев на удивление легко, по-приятельски, сходился с творческой молодежью, возможно, в силу того, что сам чувствовал себя новичком в мире русской музыки. По отношению же к зарекомендовавшим себя музыкантам он испытывал пиетет и некоторую робость. Так, дружеские отношения связывали его с Глазуновым, который справедливо замечал, что «вся дальнейшая широкая деятельность Митрофана Петровича создалась на звеньях сближения со мною»7, Лядовым8 и др., тогда как отношения с Римским-Корсаковым, по верному замечанию сына композитора, «несмотря на взаимные симпатии и уважение, никогда не переходили грани дружественного делового сотрудничества»9. Поэтому неудивительно, что в воспоминаниях П. П. Никольского о начале «беляевских пятниц» первыми называются Глазунов, Дютш и Лядов, составлявшие тогда, по-видимому, «основу» собраний10. Известно, что Глазунов увлекался в это время многочисленными переложениями для квартета, сразу исполнявшимися на беляевских вечерах11.

М. К. Михайлов совершенно справедливо считал, что «рождением беляевского кружка как такового» следует считать вхождение Римского-Корсакова и его окружения в число постоянных посетителей «пятниц»12. Но нет никаких убедительных оснований считать, как это часто принято13, что «беляевский кружок» был продолжением «кружка Римского-Корсакова» и представлял собой какой-то этап постепенной и незаметной эволюции Могучей кучки. Этому мнению дал жизнь отчасти сам Римский-Корсаков, который писал на страницах своей «Летописи» о «появлении на «пятницах» нашего кружка»14. Однако несколькими страницами ранее он сам, перечисляя «состав кружка, бывавшего в нашем доме», называет А. П. Бородина, В. В. Стасова, Глазунова, Блуменфельда, В. Н. Ильинского и М. М. Ипполитова-Иванова15. Из них Глазунов стал бывать у Беляева раньше Римского-Корсакова, А. П. Бородин появлялся крайне редко, В. В. Стасов в 80-х гг. не имел прежнего влияния в «беляевской» среде16, а Ильинский и Ипполитов-Иванов так и не стали «беляевцами». Из свидетельств источников очевидно, что домашний кружок Римского-Корсакова существовал и развивался параллельно с беляевским, имея несколько другую направленность17. Знаток русского музыкального театра, доктор искусствоведения М. О. Янковский, конечно, прав в своем противопоставлении «беляевских пятниц» домашним собраниям у Римского-Корсакова18.

Римский-Корсаков стал бывать у Беляева зимой 1883–1884 гг. Именно в это время окончательно формируется «костяк» кружка, который останется неизменным до конца его существования. В 1884 г. Беляев отказывается от своего лесопромышленного бизнеса в пользу фирмы «Петр Беляев, наследники и К°», оставаясь ее пайщиком19. В том же году он после тщательного изучения вопроса принимает решение создать в Лейпциге собственное музыкальное издательство, которое и было основано 20 июня/2 июля 1885 г20. Начавшееся с печати сочинений А. К. Глазунова издательство насчитывало к концу 1910 г. 2901 наименование в своем каталоге21. В 1884 г. М. П. Беляев переехал в новый дом на Николаевской, 50, специально построенный для него братом Сергеем Петровичем с учетом предполагаемых регулярных домашних собраний22. Таким образом, именно 1884 г. следует считать началом «беляевского кружка» как такового или началом его первого периода, а годы 1880–1884 – подготовительным периодом, временем складывания и формирования кружка23.

По возрастному составу участники «беляевского кружка» могут быть отчетливо разделены на три группы. Старшее поколение представлено людьми 30-х – 40-х гг. рождения. Это (в порядке старшинства) – А. П. Бородин, М. Р. Щиглев, сам М. П. Беляев, Ф. Ф. Бейльштейн, Е. К. Альбрехт, И. Е. Репин, П. А. Трифонов, Н. А. Римский-Корсаков, Н. А. Гезехус, А. Н. Алфераки, А. Ф. Гельбке, И. А. Помазанский и некоторые др. Несколько выбивается из списка «старейшина» В. В. Стасов (1824–1906), младший из первой группы – А. В. Вержбилович 1849 г. р. Среднее поколение – «беляевцы», родившиеся в 50-х – середине 60-х гг. XIX в. К ним относятся В. П. Погожев, А. П. Дианин, А. А. Петров, С. М. Блуменфельд, Ф. Н. Гильдебрандт, А. А. Копылов, А. К. Лядов, Г. О. Дютш, М. М. Курбанов, Н. В. Арцыбушев, К. А. Антипов, Н. А. Со­колов, В. В. Эвальд, Н. С. Лавров, В. А. Авдеев, Ф. М. Блуменфельд, И. И. Витол, В. Г. Вальтер, А. А. Винклер, А. К. Глазунов. Наконец, «младшие беляевцы» – это ученики Н. А. Римского-Корсакова, появившиеся в кружке во второй половине 90-х годов. Почти все они (за исключением В. П. Калафати 1869 г. р.) родились в 70-х гг. XIX в. Это – А. В. Оссовский, А. А. Спендиаров, Н. Н. Амани, В. А. Золотарев, Н. Н. Черепнин, В. Г. Каратыгин, Ф. С. Акименко, С. А. Бармотин и некоторые др. В эту же группу попадает и А. Н. Скрябин (1871–1915).

Участники «пятниц» появлялись в доме М. П. Беляева чаще всего через посредство связей с людьми, уже вхожими в его дом (исключая квартетистов, которых находил и приглашал сам Беляев). Так вначале мы видим Лядова вместе с его ближайшим дружеским окружением – Г. О. Дютшем, Н. С. Лавровым, Антиповыми, потом через этот же концентр появились М. М. Курбанов, В. А. Авдеев, И. А. Помазанский. Юный Глазунов в силу возрастных особенностей развития своего дарования вступил в уже «готовую» компанию. В более позднее время А. К. Лядов, чрезвычайно требовательный к себе в творческом плане, ввел в «беляевский кружок» и в каталог беляевского издательства только одного своего ученика – В. П. Погожева. Кроме Лядова по «Санкт-Петербургскому кружку любителей музыки» Беляев познакомился с А. П. Бородиным. И хотя это знакомство не было столь проникновенно дружеским как первое, через Бородина в кружке Беляева появляются М. Р. Щиглев, друг детства Бородина, живший даже одно время в доме его матери и совместно с ним обучавшийся, а впоследствии также имевший прямое отношение к «демутовскому кружку»24, и А. П. Дианин, ассистент (позже – адьюнкт-профессор) Бородина по Медико-хирургической академии, женатый на его воспитаннице и совместно проживавший в квартире Бородина, после смерти – его душеприказчик.

Большое число «беляевцев» было учениками Римского-Корсакова и появилось в кружке через него. Так Н. В. Арцыбушев, юрист по профессии, присяжный поверенный и композитор-дилетант, ученик Римского-Корсакова, впоследствии достигший больших высот на административно-музыкальной лестнице (он был с 1907 г. товарищем председателя Санкт-Петербургского отделения русского музыкального общества, а также сменил Римского-Корсакова на посту председателя беляевского Попечительного Совета), вспоминал, что, занимаясь у него, познакомился с Беляевым, стал посещать квартетные вечера – «беляевские пятницы»25. Сам композитор писал, что его ученики появлялись у Беляева «по мере окончания консерватории»26, т. е. поколениями. В 80-х гг. это Н. А. Соколов27, К. А. Антипов, И. И. Витол, в 90-х – младшее поколение корсаковских выпускников28. Со многими из них у Беляева устанавливались дружеские отношения. «Беляев нежно любил Соколова, называл его «Коленькой» и напечатал все его музыкальные произведения», – вспоминал Н. Н. Черепнин29, а Витола, по словам М. М. Курбанова, Беляев любил называть «Иосифом прекрасным»30.

Кроме названных учеников таким образом попали к Беляеву уже упоминавшиеся «младшие беляевцы», а также И. И. Крыжановский, В. И. Малишевский и некоторые другие. Кроме консерваторского класса, Римский-Корсаков вводил в дом Беляева некоторых представителей из среды своих частных учеников. Старшим из них был критик П. А. Трифонов, сюда же можно причислить появившихся уже в 90-е годы А. А Спендиарова и А. В. Оссовского31. Третьим источником, связанным с Римским-Корсаковым, являлась Придворная певческая капелла, помощником управляющего которой он служил с 1883 г. К моменту появления в капелле Римского-Корсакова и его нового начальника М. А. Балакирева в ней служили уже несколько преподавателей певческих классов, и среди них А. А. Копылов, человек «знающий и опытный», по характеристике Римского-Корсакова32. Имеется упоминание, что творчество Копылова Беляев некоторое время «особенно высоко ценил»33, издавал его произведения и с удовольствием принимал на своих «пятницах»34. Через некоторое время в капелле стали работать также А. К. Лядов и Н. А. Соколов, преподавал там и М. Р. Щиглев, в результате чего можно говорить о некотором сближении преподавательского состава капеллы с «беляевским кружком». Сказалось это, прежде всего, на судьбе «капельцев», как называли молодых певчих, отслуживших положенный срок в капелле и утративших по возрасту детский голос. Балакирев и Римский-Корсаков старались по мере своих возможностей принимать участие в их дальнейшей судьбе35. Те, у кого обнаруживалось композиторское дарование, попадали после начальной подготовки у Балакирева в консерваторский класс Римского-Корсакова, а также и в дом Беляева. Среди этой когорты «капельцев» можно назвать Ф. С. Акименко, В. А. Золотарева, С. А. Бармотина. Обычно это были люди нуждающиеся, и отношения с Беляевым у них приобретали особый оттенок.

И еще один круг посетителей «пятниц» сформировался за счет дружеских связей самого М. П. Беляева. Кроме, разумеется, друзей-композиторов, имеется упоминание о почти единственном «личном» друге М. П. Беляева, появлявшемся на «пятницах», – В. Я. Полтавцеве, драматическом актере, игравшем на провинциальной сцене36. Кроме всего прочего, Беляев был активным деятелем Санкт-Петербургского общества камерной музыки, основанного Е. К. Альбрехтом и Ф. Н. Гильдебрандтом, а с 1898 г. его председателем и покровителем. Из этого круга любителей музыки многие попадали на «пятницы». В первую очередь, это относится к самим Альбрехту и Гильдебрандту, неоднократно упоминающимся в мемуарах и в цитированном «списке» Беляева. Кроме них, активным участником «пятниц» был В. Г. Вальтер, концертмейстер оркестра Мариинского театра и известный публицист, видный деятель общества камерной музыки37. Профессор Ф. Ф. Бейльштейн также имел прямое отношение к этому обществу38, в котором, возможно, и сошелся с Беляевым. П. П. Никольский вспоминал, что Бейльштейн «обладал страстью откапывать какие-нибудь произведения допотопных композиторов вроде Онслова. Часто и у меня и у других знакомых, у которых собирались квартеты, входит Ф. Ф. с портфелем и оттуда выволакивается такое допотопное произведение, все равно, чисто струнное или с роялем. Часто уже несколько тактов показывают, что сочинение – порядочная дрянь, и тогда Ф. Ф. прекращает дальнейшую игру, отобрав ноты и спрятав их в портфель. «Вот Митроша», как заглазно он называл Митрофана Петровича, «будет рад, когда узнает, что Ф. Ф. провалился». У него с М. П. было нечто вроде соревнования: у последнего библиотека по части камерной музыки содержала в себе решительно все, сколько-нибудь в этой отрасли музыки; а Ф. Ф. хотелось доказать, что есть еще произведения, которых в беляевской библиотеке нет, а что есть они у него, Бейльштейна. …Иногда целый вечер не сходит с языка у Ф. Ф. «Митроша», применяемый ко всякому поводу…»39 Еще несколько человек были связаны с Беляевым сотрудничеством в его издательстве: А. Н. Антипов был художником-оформителем некоторых изданий, преподаватель фортепиано Санкт-Петербургской консерватории А. А. Винклер делал по заказу Беляева четырехручные переложения.

Особым способом появления в кружке было «принятие под покровительство» Беляевым кого-либо из молодых композиторов по рекомендации знакомых музыкантов. В. Г. Каратыгин писал, что был принят под покровительство по рекомендации Е. Г. Беллинга, «музыкального деятеля, имя которого встречается еще в записках Глинки», отца его друга Э. Е. Беллинга40. Н. Н. Амани «был приемным сыном одного значительного и состоятельного лица, которое заботилось о нем до самой своей смерти… Со смертью приемного отца Амани забота об Николае Николаевиче перешла к М. П. Беляеву… Митрофан Петрович Беляев сразу оценил художественную натуру Амани, стал часто играть с ним в четыре руки и приглашал его к себе в дом и помимо «пятниц»41. Но самым показательным примером такого случая могут служить отношения М. П. Беляева и А. Н. Скрябина. «По настоянию Сафонова, – писал А. В. Оссовский, – один из этих [Скрябина в Санкт-Петербурге] концертов (7 марта 1894 г.) посетил М. П. Беляев. Он сразу же и бесповоротно, до концах дней своих, был пленен и покорен Скрябиным – его творчеством и его личностью… Личная связь между Скрябиным и Беляевым упрочилась с первого же года их знакомства. Крупнейший лесопромышленник, деловой человек упрямой воли и крутого нрава, переходившего порой в самодурство, нередко до грубости прямолинейный, человек своеобразного купеческого уклада в повседневном домашнем быту, Беляев полюбил Скрябина, столь несхожего с ним по всему душевному строю, воспитанию, культуре, самой искренней глубокой, верной любовью»42. Произведения молодого Скрябина не получили однозначной поддержки «беляевского комитета». Возможно, в этом сказался тот факт, что Скрябин появился из Московской консерватории, из-под крыла В. И. Сафонова, которого не любили в «беляевском кругу»43. Но, скорее всего, отрицательное впечатление, произвели сами сочинения Скрябина, чуждые Римскому-Корсакову44. Беляев, видимо, действительно искренно искал в среде молодых композиторов таланты, способные прославить «русскую школу», и следует отдать должное его чутью. В этом, пожалуй, единственном, случае он пошел против воли своего «комитета» и не только издавал все сочинения Скрябина, но и выплачивал ему ежегодно «глинкинские» премии, а также поддерживал ежемесячным пансионом. Более того, оплата произведений Скрябина была сразу установлена по самому высокому разряду, который до того времени применялся только к тройке «вождей». Эта бомба замедленного действия неминуемо должна была взорваться, что и произошло после смерти М. П. Беляева45.

продолжение »

На фото: Митрофан Петрович Беляев